Степень социокультурной интегрированности

Актуальность темы исследования. Масштабность и динамичность изменений, обусловленных распадом Советского Союза, сменой ценностных ориентаций и политических приоритетов сообществ, вызвали всплеск вынужденной миграции в конце XX - начале XXI веков. Под воздействием неблагоприятных политических, социальных факторов массы людей вытеснялись из стран ближнего зарубежья на территорию России и были принуждены интегрироваться в другие сообщества. Характер и последствия интеграции вынужденных переселенцев в новый социум особо обозначились на региональном уровне, где происходило практическое решение задач, связанных с включением в жизнь региона представителей иных социокультурных сообществ, развитие межкультурных связей, осознание ценностей, объединяющих людей, потребностей в сотрудничестве и солидарности. Приток вынужденных мигрантов в большинство российских регионов, преодоление трудностей адаптации к новым реалиям переселенцев и старожилов делают актуальным исследование результатов интеграции, находящихся, главным образом, в плоскости социокультурных связей сообщества и его членов.

Значимость осмысления социокультурной интеграции усиливается расширением возможностей гражданского и политического воздействия на современные локальные сообщества, обострением причин, увеличивающих вероятность вынужденной смены своих сообществ множеством людей (безработица, войны, экологические катастрофы и т.п.). Повышение миграционной мобильности под воздействием разрушительных явлений и востребованность социокультурной целостности общества делают актуальным знание о формировании его ценностных основ, о преобразовании свойств субъектов, отличающихся социокультурными качествами.

Важность познания субъектов социокультурной интеграции постсоветского периода, яркими представителями которых являются вынужденные переселенцы, определяется потребностями регулирования миграции и интеграции с учетом особенностей мигрантов и среды взаимодействия региона въезда. Без этого трудно предвидеть последствия влияния интеграции мигрантов на социокультурную среду, устанавливать способы самоактуализации мигрирующей личности и, соответственно, вырабатывать оптимальную социальную политику.

Цель работы: определить степень социокультурной интегрированности.

Задачи исследования:

- раскрыть эвристическую значимость многоуровневости познания интеграции как социокультурного феномена;

- выявить социокультурную сущность интеграции;

- определить консолидирующую основу социокультурной интеграции.

ГЛАВА I. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГ ИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ИНТЕГРАЦИИ В КОНТЕКСТЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ.

1.1. Теоретико-методологическая ситуация в исследовании современной социокультурной реальности российского общества

В середине девяностых годов русский и чеченский народы становятся заложниками личных антипатий политических деятелей

Общественно-политическая и духовно-культурная ситуация, сложившаяся на Северном Кавказе, накануне распада СССР отличалась устойчивостью, хотя в этом регионе сохранялись ряд острых социально-экономических и этнополитических проблем, зародившихся в годы советской власти. Горбачевская перестройка показала ограниченность политической организации советского строя, отсутствие демократии и гласности, необходимость в экономическом, политическом и идейном обновлении общества. Перестроечные процессы, призванные радикально обновить социокультурную реальность в советском обществе, стали приобретать радикальные формы.

Углубление сепаратистских тенденций в Чечено-Ингушетии привели к совершению государственного переворота в автономии, что стало возможным при поддержке демократических сил в России в лице Ельцина и Хасбулатова.

Эти процессы способствовали децентрализации, приводили к разгосударствлению общественной жизни, деидеологизации, формировались плюралистические структуры, часто преследующие интересы, отличные от общегосударственных и общенациональных интересов.

Новая социокультурная реальность, складывающаяся в стране, приобретала свою специфику на периферии, особенно в союзных и автономных республиках. Процесс перестройки, гласности и демократизации, столь необходимые для советского общества, на уровне национальных регионов приобрел радикальный характер. Идеология и практика региональных элит открыто или латентно были направлены против центра. Их политическая философия была нацелена на достижение политической независимости, экономической самостоятельности, сохранение национально-культурной самобытности коренных народов.

В некоторых национальных движениях демократизация общества была воспринята как потенциальная возможность построить суверенное национальное государство. В прибалтийских странах эта идея была реализована беспроблемно. Накануне развала СССР процесс суверенизации затронул Абхазию, Татарстан, Чечено-Ингушетию, Кабардино-Балкарию. На волне демократических процессов националистически настроенные этнические элиты, высвободившиеся из-под влияния центральной власти, обрели власть в регионах. В своих предвыборных программах они широко использовали антикоммунистические и националистические лозунги, а нанесенные государством травмы народам, социальным слоям, отдельным гражданам, служили мобилизационным ресурсом, усиливавшим сепаратистские настроения. Эти события наиболее выпукло проявились в Чечено-Ингушетии [1,c.44].

Углубление сепаратистских тенденций в Чечено-Ингушетии привели к совершению государственного переворота в этой автономии, что стало возможным при поддержке демократических сил в России в лице Бориса Ельцина и Руслана Хасбулатова. Как следствие этого, автономная республика, в которой в течение 60 лет совместно проживали чеченцы и ингуши - расчленилась на две части. На одной части этой автономии была объявлена «суверенная» Чеченская Республика, а на другой чуть позже - Ингушская Республика. Между чеченцами и ингушами, сложившимся на одной нахской этнокультурной основе, были воздвигнуты политические и идеологические барьеры.

Некоторые этнологии скептически относятся к культурной и этнической близости чеченцев и ингушей. Так, Валерий Тишков пишет, что его «наблюдения и разговоры с представителями чеченцев и ингушей заставляют подвергнуть сомнению расхожий тезис о двух «братских народах». Совершенно не ясно, на каком основании приходит Тишков к такому выводу, а между тем отсутствие убедительной аргументации в пользу сформулированного высказывания, усматривает идеологическая заданность автора.

В межнациональном отношении Чечено-Ингушетия в годы советской власти мало чем отличалась от других северокавказских автономий. Но накануне и после распада СССР через неформальные общественные организации искусственно нагнетали политическую, межнациональную и идеологическую напряженность. С нашей точки зрения, спорным является и следующее высказывание Тишкова: «Приниженный статус ингушей в Чечне был более чем достаточным основанием для античеченских настроений, а отсталость районов проживания ингушей вполне оправдывала политику их «выталкивания» из обретаемой назависимости».

В годы советской власти повышенный или приниженный статус ингушей в Чечено-Ингушетии никак не зависел от чеченцев, которые находились в не менее приниженном в экономическом и политическом состоянии. Кадровая политика, проводимая в республике, не была подконтрольна чеченцам, а вопросы экономического и культурного развития ингушских и чеченских районов были прерогативой партийной элиты республики и союзного центра. При всем желании чеченцев объективно было невозможно «обеспечить комфортный статус ингушскому меньшинству», поскольку сами такого статуса никогда не имели.

Уязвимость высказываний Тишкова в том, что он недостаточно четко представляет себе социально-экономическое положение чеченцев и ингушей в годы советской власти. Уровень безработицы среди них был значительно выше, чем среди русского населения Чечено-Ингушетии, преимущественно являвшимся городским и более квалифицированным. Процессы урбанизации среди ингушей и чеченцев были крайне замедленными, социально-культурное развитие села в Чечено-Ингушетии шли намного медленнее, чем по стране. Не учитывать этих факторов означает ограниченность анализа социокультурных событий перестроечного и постперестроечного периода. Раскол единой республики привел в октябре-ноябре 1992 года к кровавому ингушско-осетинскому конфликту, в ходе которого была учинена жестокая расправа над ингушским населением Северной Осетии.

Политические экстремизм советского генерала Джохара Дудаева и его ближайшего окружения, первоначально поддержанный центральной властью, приобрел собственную логику развития, все больше толкая чеченский народ на путь сецессии. Надо отметить, что государственный переворот, совершенный в Чечено-Ингушетии, не был поддержан чеченским народом и значительной частью национальной интеллигенции, хорошо понимающей возможность тяжелых последствий для народа того политического экстремизма избранного Дудаевым.

При поддержке Верховного Совета Российской Федерации вооруженные сторонники Дудаева в сентябре 1991 года разогнали Верховный Совет Чечено-Ингушской Республики, совершив антиконституционный переворот. Эта силовая акция была осуществлена, мотивируя тем, что Председатель ВС ЧИР Доку Завгаев якобы поддержал ГКПЧ, происшедший в СССР 19 августа 1991 года. Общеизвестно, что все руководители северокавказских автономий открыто поддержали ГКПЧ, однако национальные движения в этих республиках, а также московские демократы не стали низвергать их со своих должностей [2,c.55].

16 сентября 1991 года Завгаев обратился с письмом к президенту Ельцину, в котором писал: «Беспристрастный анализ и всестороннее осмысление событий должны в полных контурах высветить тот политический авантюризм, заложенный в основу циничной борьбы за власть, ведущейся группировками стоящими за фасадом общественных организаций, так и в них самих происки внешних сил пытавшихся разжечь в регионе костер межнациональных конфликтов и сделать его буфером для себя, где меркантильные интересы отдельных «псевдопатриотов», которые готовы для достижения нужных результатов подвергнуть свой народ любому катаклизму и затем бросить его на опасном историческом повороте». Этот анализ бывшего руководителя Чечено-Ингушетии оказался совершенно точно выразил суть, происходивших событий, которые никак не могла понять значительно большая часть граждан республики.

1. Жогин Б.Г., Маслова Т.Ф., Шаповалов В.К. Интеграция вынужденных переселенцев в местное сообщество: опыт практической и исследовательской деятельности. - Ставрополь: Изд-во Ставропольсервисшкола, 2012. - 432 с.

2. Маслова Т.Ф., Шаповалов В.К. и др. Региональное сообщество в условиях трансформации России: социологический анализ. - М.: Изд-во Ставропольсервисшкола, 2013. - 272 с.

3. Маслова Т.Ф. Мизина Н.Н., Плугина М.И. и др. Научные исследования: информация, анализ, прогноз. - Воронеж: Изд-во Воронежский госпедуниверситет, 2015.- 344 с.

4. Маслова Т.Ф., Косинцева Ю.Ф., Ткаченко В.С. и др. Управление и организация в социкультурных системах. - Ставрополь: Изд-во СевКав ГТУ, 2012. - 224 с.

5. Маслова Т.Ф., Ткаченко В.С., Шаповалов В.К. Интеграция людей с инвалидностью в общество. Теория и практика. - М.: Муравей, 2012.- 320 с.

6. Маслова Т.Ф. Социокультурная интеграция в контексте современных реалий. - Ставрополь: Изд-во СКСИ, 2011. - 156 с.

7. Маслова Т.Ф., Бобрышов С.В., Чурилова Т.М., Шиянов Е.Н. и др. Развитие, социализация и воспитание личности: гуманистическая парадигма. - Ставрополь: Изд-во СКСИ, 2011. - 487 с.

8. Маслова Т.Ф., Новиков В.П., Письменная Е.Е. и др. «Русский мир» и проблема обеспечения устойчивого региона. - Ставрополь: Ставропольское книжное изд-во, 2012.- 268 с.

9. Маслова Т.Ф., Ткаченко М.Ф., Харченко М.А. и др. Россия и «русский мир» грани взаимодействия (региональный аспект) - М.: Изд-во АНМИ , 2012. - 224 с.

10. Дмитриев А.В., Гриценко Г.Д., Маслова Т.Ф. Мигранты в социокультурном пространстве региона. Социологические очерки. - М.: Изд-во Альфа-М, 2012. - 176 с.

Статьи в журналах из перечня, утвержденного ВАК

11. Маслова Т.Ф., Шаповалов В.К. Результаты контент-анализа материалов прессы Ставропольского края по проблемам положения вынужденных мигрантов в регионе // Человек. Сообщество. Управление. - 2001. - № 3. - С. 13-18 

12. Маслова Т.Ф. Моделирование социальных процессов в подготовке специалистов социальной работы с переселенцами //Научная мысль Кавказа. – 2002. - №10. - С. 121 - 129.

13. Маслова Т.Ф. Социокультурная интеграция как социальный процесс // Известия Таганрогского радиотехнического университета.- 2006. – №13. - С. 275 - 279.

14. Маслова Т.Ф. Вынужденная миграция как фактор социального самочувствия переселенцев //Социс. - 2007.- №4. - С. 103 – 107

15. Маслова Т.Ф., Гриценко Г.Д. Черты к портрету трудового мигранта //Социс.- 2007.- №8. - С. 125 - 127.

16 Маслова Т.Ф. Ценностный потенциал социокультурной интеграции в трудах П.Сорокина и Э. Фромма //Социально-гуманитарные знания. – 2007. - №11. - С. 219 - 225 

17. Маслова Т.Ф., Авксентьев В.А. Гриценко Г.Д. Социальное самочувствие молодежи Северного Кавказа //Социс. - 2008.- №2.- С.91 – 96.

18. Маслова Т.Ф. Исследование социокультурной интеграции как проблема личности и общества //Социально-гуманитарные знания. - 2008. - №11. - С. 192 - 197 

19. Маслова Т.Ф. Вынужденная миграция: плюсы и минусы //Социс. – 2009.- №2. - С. 81 -85