Введение
Глава 1. Пространство несвободы в поэзии А. Жигулина
1.1. Пространство Сибири и Колымы
1.1.1. «География зимы» в пространстве несвободы
1.1.2. Социоцентрическая доминанта в лагерной поэзии Жигулина.
1.1.3. Цветовая символика в пространстве несвободы
1.2. Московское пространство
1.2.1. Семантический параллелизм московского и колымского топосов в ранней лирике А. Жигулина
1.2.2. Пространство Москвы в поздней лирике Жигулина
Глава 2. Идиллическое пространство в лирике А. Жигулина.
2.1. Топос города в ранней лирике поэта
2.2. Пространство детства в контексте «зрелой» лирики Жигулина
2.3. Человек в идиллическом пространстве природы
Глава 3. Пространство полета в поэзии А. Жигулина
заключение
список литературы
Творчество поэта Анатолия Жигулина - одно из значительных явлений русской литературы XX в. Его имя стало известно читателям в конце 1950-х гг. Одним из первых обратил внимание на талант поэта А.Т. Твардовский, не раз публиковавший его стихи в «Новом мире». В 1970-х гг. поэзию Жигулина причисляли к «тихой лирике». Это весьма условное определение, данное критиками, не принималось самими «тихими лириками», в том числе Жигулиным. В течение нескольких десятилетий его поэтическое творчество вызывало стабильный интерес, живой, хотя и негромкий, отклик в критике и читательской среде.
Поворотным моментом в творческой судьбе Жигулина стала публикация в 1988 г. в журнале «Знамя» произведения, которое автор называл «моя главная книга» - автобиографической повести «Черные камни». Творчество Жигулина начинает восприниматься прежде всего в контексте «лагерной» прозы, а его имя упоминается рядом с именами В.Т. Шаламова, А.И. Солженицына, Ю.О. Домбровского, О.В. Волкова. После появления «Черных камней» развернулась бурная полемика, было опубликовано более 250 статей, рецензий, откликов и разборов. Этот публицистический шквал надолго заслонил от читателя поэтическое творчество тончайшего лирика Жигулина.
В настоящее время необходимо новое прочтение творческого наследия Жигулина, основанное на преодолении штампов не только советского, но и постсоветского литературоведения. Ретроспективный взгляд заставляет переосмыслить соотношение поэзии и прозы в творчестве художника. Автобиографическая повесть «Черные камни» имеет несомненную ценность как «человеческий документ», однако в качестве значимого художественного явления интерес представляет собой прежде всего лирика Жигулина. Трудно не согласиться с мнением воронежского исследователя, автора первой диссертации по творчеству Жигулина Г.В. Марфина, который отмечал: «Весь основной творческий путь А. Жигулин прошел как поэт»1. Тем не менее поэтическое творчество Жигулина до настоящего времени не стало в должной мере предметом аналитического рассмотрения в литературоведении.
Жигулина можно отнести к числу писателей, у которых пространственные образы являются ключевыми. Основные этапы его жизни и творчества были сопряжены с перемещениями в географическом (Воронеж - Сибирь - Колыма - Москва) и биографическом (дом (сад) - тюрьма (лагерь) - больница) плане, что во многом обусловило пространственную доминанту образного строя лирики поэта.
Объектом изучения является весь корпус лирической поэзии А. Жигулина 1949-1998 гг.
Предмет анализа - художественный смысл образов пространства в поэтическом творчестве А. Жигулина.
Материалом исследования послужили тексты произведений А. Жигулина: стихотворения, вошедшие в 30 поэтических сборников, а также опубликованные в периодической печати в 1950 - 1990-х гг.; прозаические произведения: автобиографическая повесть «Черные камни» и «малая проза», примыкающая к ней, рассказы; письма поэтов и прозаиков (К. Симонова, А. Солженицына, Г. Троепольского), а также читателей к А. Жигулину, воспоминания современников о поэте.
Цель работы состоит в том, чтобы выявить художественный смысл образов пространства в поэзии А. Жигулина.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
- рассмотреть художественную специфику пространства несвободы в лирике Жигулина;
- выявить особенности идиллического пространства поэзии Жигулина в контексте темы памяти;
- определить художественную семантику пространства природы в лирике поэта;
- охарактеризовать пространство полета в поэтическом творчестве Жигулина.
Глава 1. Пространство несвободы в поэзии А. Жигулина
1.1. Пространство Сибири и Кольмы
1.1.1. География зимы в пространстве несвободы
Обращение к данным топосам обусловлено обстоятельствами биографии поэта, который в девятнадцатилетнем возрасте был арестован и отправлен в Сибирь, а затем - на Колыму.
Устойчивое семантическое ядро этого пространственного образа сформировано литературной традицией представления о Сибири. Сибирский край в XVIII в. репрезентировался как воплощение несметных природных богатств, своего рода «земля обетованная», долгое время являясь «в геокультурном пространстве России terra incognita». Однако уже в XIX в. просторы Сибири ассоциируются с пространством несвободы, страдания, гибели, что обусловлено геополитическими реалиями. Именно такое значение имеет образ Сибири в стихах «первого декабриста» В.Ф. Раевского: это образ страны безмолвия, забвения, страны, откуда нет возврата. Знаменательно, что на новом витке истории эти же мотивы повторятся в лирике праправнука Раевского - поэта XX в. А. Жигулина.
В русской литературе XX в. образ Сибири, ставшей, наряду с Колымой, местом многочисленных лагерей, включается в комплекс пространства несвободы. Кроме того, в образе Сибири (Колымы) актуализирована семантика «края» как максимально удаленной от сакрального центра точки, места, где находятся «основное препятствие, опасность, угроза, которые, будучи преодолены или устранены, непосредственно открывают доступ к <...> сакральным ценностям и связанному с ними изменению статуса».
Включенностью в пространство несвободы обусловлена семантика многих образов поэзии Жигулина. К ним, в частности, относится образ зимы. Его художественный смысл в русской литературной традиции амбивалентен: это и радостное, праздничное время года, и время суровых испытаний, старости и смерти. Семантическую доминанту образа зимы, представленного в лагерной лирике XX в., в стихотворениях В. Шаламова, Б. Ручьева, Н. Заболоцкого, составляют мотивы страдания и гибели, что обретает особую значимость в контексте общекультурной традиции восприятия холода и льда как знака смерти.
В лагерной лирике Жигулина мороз, ветер, стужа - традиционно враждебные человеку силы: «Мороз люгует три дня подряд»; «... выл буран за тонкой дверцей»; «Мы шли на ветер, бьющий в грудь». Эти силы олицетворяют хаос, включаются в круговое вращение, увлекающее лирического героя в жерло «черной дыры». Особый смысл привносится мотивом перемешивания, кругового движения, воронки, в которую втягиваются человеческие судьбы: «Немало судеб самых разных / Соединил печальный строй. / Здесь был мальчишка, мой соклассник, / И Брестской крепости герой. /<...>/ Мы рядом шли в метельный свист: / Совсем юнец, студент недавний, / И знавший Ленина чекист...». Метафорика зимнего круговращения порождает эффект «замутненное™», при которой невозможно визуальное и звуковое различение объектов, что, в свою очередь, актуализирует мотивы слепоты и глухоты человека, находящегося в пространстве несвободы. В круговом движении сбиваются пространственные -> логические -> ценностные ориентиры: «Я иду под конвоем, / Увязая в снегу. / Не в неволе немецкой, / Не по черной золе. / Я иду по советской, / По любимой земле. / Не эсэсовец лютый / Над моею бедой, / А знакомый как будто / Солдат молодой <...> Уж не с ним ли я вместе / Над задачей сопел? / Уж не с ним ли я песни / О Сталине пел? / Про счастливое детство, / Про родного отца... / Где ж то страшное место, / Где начало конца?».
В пространстве несвободы поэзии Жигулина новую актуализацию обретает обращение к мифологизированному образу Сибири как идеального, «райского» топоса. Однако семантика образа «сибирского (колымского) рая» теперь переосмыслена иронически. В стихотворении «Страна Лимония» сосуществуют два времени: реальное и мифическое (сказочное). Соотношение этих темпоральных рядов оказывается «своеобразным метафорическим кодом, посредством которого моделируется устройство мира, природного и социального». Поэт подробно описывает колымский пейзаж, характеристика же социума вычитывается из контекста: «Народ и хмурый и веселый / В ту пору приезжал сюда - / И по путевкам комсомола, / И по решению суда». Не касаясь глубинной абсурдности самого возникновения данного социума, А. Жигулин вводит в поэтическое повествование фигуру «чумазого паренька», рассказывающего о мифической стране Лимонии, в которой все есть и всем весело: «Там каждый день бывает праздник. / Получка - тоже каждый день!..» И эта легенда, и сказочный зачин - «Немало руд, металлов редких /Хребты колымские хранят» - одновременно сближают образ «чудной планеты» Колымы с образами рая и «того света», «страны мертвых», которая нередко представлялась в мифологии землей изобилия, на что указывается в работах Д.Фрэзера, В.Я. Проппа. Ассоциативное сходство колымского ландшафта с «зарисовками» дантовского ада и пустыней, в которую помещен пушкинский анчар, довершает изображение колымского пространства как топоса смерти
